Александра Ивелинская.
Жила у нас семь по соседству. Молодые — муж с женой, двое деток и старик Иваныч. Иваныч был местной достопримечательностью: все старика жаловали, поскольку говорил он немного, но все его речи были пропитаны непостижимой жизненной опытностью. Дед каждый вечер выходил во двор с внуками, усаживался на лавку, горделиво выпрямив спину, и внимательно следил за играми детей.
- Дед, раскачай!
Иваныч поднимался со скамейки, опираясь на палку, подходил к качелям и раскачивал.
- Деда, коленка!
Кричит внук, заливается! Дед разыскивал подорожник, со знанием дела на него плевал, растирал в кашицу, а после прикладывал к ране, приговаривая:
- Поболит — перестанет, а опыт останется. Если умный, то больше там бегать не будешь — знамо дело, сплошные камни! Болит? Это ещё не болит. У меня товарищу ноги на войне оторвало. Вот там болело. Жив? Здоров? Ну, иди…
Иногда он гулял с ребятами по нескольку раз в день, иногда — выходил лишь вечером. Родители всё пропадали на работе. Мы, соседи, полагали, что семейство живёт дружно. Как вдруг начали бабки шушукаться, что встал перед родственниками Иваныча квартирный вопрос. Мы удивлялись: квартира у них большая, четырёхкомнатная. Неужели мало места кому-то? Или съезжать надумали? Мы в том дворе не так давно жили, потому и соседей своих знали не слишком хорошо.
- Какой там съезжать! Пару лет, как в эту квартиру заселились, — поведали всезнающие бабки, — у деда была своя квартира, у них — своя, однокомнатная. Получилось у него свою и их продать, да купить эту, чтобы всем места хватило…
Я про себя подумал, что дед — молодец. Не каждый пожертвует личным комфортом ради того, чтобы дети жили хорошо. Как говорят многие: рожать — рожали, а про жильё не подумали? На что рассчитывали? Этим же в \"однушке\" ютиться не приходится.
Не прошло и месяца, как я возвращался домой поздним вечером. Иваныч почему-то в одиночестве сидел на лавке. Присел рядом, закурил. Дед покосился на мою пачку папирос, покачал головой и попросил одну. Я удивился — дед сроду не курил, говорил, что бросил ещё на фронте.
- Что же, Иваныч, завтра на прогулку с разбойниками? И я со своим выйду, — начал я беседу.
- Нет, Антоша, я завтра… уезжаю.
- Далеко, дед?
- К другу. У него поживу.
Смолк, а тему продолжать не пожелал. Я уходил, а он всё ещё сидел на скамейке, покуривая — я оставил ему пачку своих папирос.
А на следующий день Иваныч и вправду пропал. День его не было, другой, неделю… Как вдруг встретил я неисчерпаемый источник сведений — бабу Тому. Та без лишних обиняков и донесла:
- Иваныча-то в дом престарелых выперли. Так вот…
На следующих выходных я туда поехал. Дед сидел в парке на лавке и задумчиво пялился перед собой. Я привёз ему каких-то сладостей и пару пачек папирос. Им он обрадовался, как родным.
Мы почти не разговаривали. Курили, посматривая на таких же никому не нужных и выброшенных на обочину жизни стариков, которые прогуливались по парку.
- Иваныч, ты… Всё хорошо будет.
- Будет, — кивнул дед, — это что… Это — ничего… Вот помню…
Махнул рукой, смолк. По его морщинистым щекам побежали прозрачные слёзы.
Свежие комментарии